Этот мир долго был камнем преткновения физиологов. Он получился, как вы помните, из геометрического построения хода лучей в глазу, сделанного Кеплером. А увидел его впервые Декарт, под знаком идей которого, изложенных в «Трактате о свете», прошла вторая половина XVII и весь XVIII в. Декарт взял глаз быка и соскоблил с его задней стенки непрозрачный слой, а потом укрепил эту естественную камеру-обскуру в дыре, прорезанной в оконном ставне. И тут же на полупрозрачной сфере глаза открылся вид, наблюдавшийся из окна.

Обезьяны любят рисовать. Обычно они чертят красками на бумаге бессмысленные полосы и закорючки. Однако в один прекрасный день молодая шимпанзе Мойя нарисовала нечто, напоминающее не то рыбу, но то самолет. Когда ее спросили, что это такое, она ответила: «Это птица».

Вас никогда не занимало, почему это и в трех метрах, и в десяти, и вплотную собака видится собакой, кошка — кошкой? Почему лошадь в любом ракурсе представляется лошадью, а большой, средний и маленький гриб одинаково воспринимается как гриб, хотя и разной величины? Между тем, это свойство человеческого (да и не только человеческого) зрения давно уже не давало покоя ученым. Они назвали такую способность зрения инвариантностью, или константностью, постоянством восприятия.

В начале 60-х годов кандидат, ныне доктор биологических наук Альфред Лукьянович Ярбус проделал опыты, на которые сегодня ссылаются во всем мире, все, кто хоть сколько-нибудь причастен к изучению восприятия формы и пространства, — опыты, давшие начало большой серии различных исследований, значительно углубивших наше понимание того, что такое «смотреть на мир».

«Нынешняя весна — логическое продолжение моды прошлого года. Популярен спортивный костюм, а также комплектная одежда. Наиболее характерные силуэты: полуприлегающий, приталенный и прямой. Длина костюмов, платьев во всех случаях ниже колена... » Подобные сообщения появляются в прессе, звучат по радио и телевидению как минимум столько раз, сколько в году сезонов. И каждый раз модельеры с одинаковой страстностью уверяют, что новая «лихая мода, наш тиран» (как определил ее Пушкин) подчеркивает «самые выгодные» стороны фигуры и души человека. Во что бы то ни стало творцам одежды хочется логически оправдать сузившиеся или, наоборот, расширившиеся брюки, укоротившиеся или удлинившиеся юбки, резко намеченную или скрытую талию — словом, найти в этом беспрестанном обновлении костюма (да и не только его, но и прически, мебели и даже формы кузова автомобиля) некий функциональный смысл. Договариваются даже до того, что мода — заметьте, мода, а не стиль! — «несет в себе социальные признаки данного общества»... Тут уж только руками развести: высота каблука или юбки — социально значимый признак?! А как быть, если юбки одинаковой длины носят представительницы различных социальных слоев?